Жуков: "Нах..й вооружать этих хохлов? Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь ссылать!"
Страшна правда про визволення Києва в тому, що це був ще один геноцид українців. Що святкує сьогодні "Партія Регіонів"? - холоднокровне вбивство радянськими маршалами сотень тисяч неозброєних українських новобранців, більшість з яких була підлітками. Їх кидали з цеглою проти кулеметів, щоб вберегти "гвардію", і зайняти Київ до дня "свята революції".
Одразу після початку "визволення" території України, за ініціативою Ватутіна - якого прозвали "генерал-облава" - чоловіків практично усіх вікових груп мобілізували у військо - всього на території України було призвано близько 900 тисяч людей. Більшість з них загинула в першому бою, неозброєними, у цивільному одязі.
Фактично, це був геноцид. Хоча кулі були німецькими, але справжніми вбивцями були керівники Червоної армії. Вони виконували свою криваву задачу, створюючи перемогу для радянської імперії, але якими ідіотами, або циніками потрібно бути, щоб організовувати святкування ювілею цього геноциду тепер, в незалежній Україні?
Відповідальність за останнє несе не лише Партія Регіонів, але й усі, хто беруть у цьому участь.
***
Малоизвестным остается тот факт, что за несколько тяжелейших месяцев боев на территории освобожденных районов Украины полевые военкоматы мобилизовали сотни тысяч человек, которые, по заявлениям советского командования, собственной кровью должны были «смыть позор пребывания на оккупированной территории». Именно о судьбе этих людей, прозванных в народе «пиджачниками», «черносвитниками» или «черной пехотой», «ФАКТАМ» рассказал доктор исторических наук профессор Виктор Король.
«Подростков силой забирали на фронт, не спрашивая паспорта… на глаз»
— Что же представляли собой так называемые полевые военкоматы?
— В эти структуры входили взвод солдат и два-три офицера. Фактически они возникли по инициативе генерала Николая Ватутина, которого в народе называли «генерал-облава». Подобные формирования действовали в тех краях, где воевал Ватутин, особенно много было таких «военкоматов» во время освобождения Левобережной Украины, в частности Киева и Киевской области.
На всех этапах битвы за Днепр войска Первого Украинского фронта несли огромные потери. И от Николая Ватутина поступило предложение набирать в армию молодежь из ближайших сел. Его поддержал Георгий Жуков, имевший статус заместителя Верховного главнокомандующего, что давало ему огромные полномочия. Официальным же поводом стал приказ Ставки Верховного главнокомандующего № 089 от 9 февраля 1942 года, согласно которому военным советам армий и командирам дивизий было дано право неограниченного призыва людей, «проживающих на освобождаемых от оккупации территориях», на военную службу.
ВОЕННЫМ СОВЕТАМ АРМИЙ И КОМАНДИРАМ ДИВИЗИЙ БЫЛО ДАНО ПРАВО НЕОГРАНИЧЕННОГО ПРИЗЫВА ЛЮДЕЙ, «ПРОЖИВАЮЩИХ НА ОСВОБОЖДАЕМЫХ ОТ ОККУПАЦИИ ТЕРРИТОРИЯХ»
За время освобождения Украины от немецких оккупантов из сел призвали в армию 900 тысяч неподготовленных и необученных бойцов
— Кто в то время подлежал мобилизации?
— Предположим, освобождалось село. Сразу после этого в него входил так называемый полевой военкомат, члены которого ходили по домам в поисках подросшей за два с половиной года оккупации молодежи. И, не спрашивая паспорта, отбирали на глаз. Видят: рослый такой подросток (а ему, может, и 16-ти не исполнилось, и он никак не подходит под категорию призывника) — мобилизуют. Полевые военкоматы забирали также бывших солдат Юго-Западного фронта, отпущенных немцами из плена в 1941 году (всего их набралось около 277 тысяч). Документы свидетельствуют о том, что они не были коллаборантами, а просто вернулись к своим семьям.
Во время поездок по местам работы полевых военкоматов мне довелось общаться с местной жительницей Татьяной Барабаш, принимавшей участие в боях за Днепр в районе Букрина в качестве санинструктора. «Врываясь в дома, забирали не только подростков, но и чудом уцелевших мужчин.
И каждый, уходя воевать, как правило, надевал старую фуфайку, надеясь, что новая еще пригодится в хозяйстве. Все думали, что вернутся домой. Из еды брали с собой ломоть хлеба и шмат старого сала. А через день-два мы уже хоронили их в братских могилах по 200 человек с этими же торбочками и в этих же черных фуфайках. В тех местах были глиняные яры, а по краям яров стекали ручейки, полные крови», — рассказывает женщина.
К моменту битвы за Днепр набралось около 300 тысяч таких мобилизованных, а всего в процессе освобождения Украины из сел призвали 900 тысяч неподготовленных и необученных бойцов.
Перед началом форсирования Днепра в селе Требухов прошло заседание Военного совета штаба фронта. Воспоминания о нем сохранились благодаря офицеру по особым поручениям командующего Первым Украинским фронтом Николая Ватутина Юрию Коваленко.
Когда на этом заседании решался вопрос, во что одеть и чем вооружить 300 тысяч мобилизованных новобранцев, как их хоть немного подготовить, научить заряжать винтовку, будущий «маршал Победы» Георгий Жуков заявил: «Как во что? В чем пришли, в том и воевать будут! Автоматическим оружием этих людей не вооружать! У них же за спиной заградотряды! Дай им 300 тысяч автоматов — и от заградотрядов ничего не останется. Они всех перекосят и чкурнут к немцам. Трехлинейку им образца 1891 года!»
ГЕОРГИЙ ЖУКОВ ЗАЯВИЛ: «КАК ВО ЧТО? В ЧЕМ ПРИШЛИ, В ТОМ И ВОЕВАТЬ БУДУТ! АВТОМАТИЧЕСКИМ ОРУЖИЕМ ЭТИХ ЛЮДЕЙ НЕ ВООРУЖАТЬ!
Тогда заместитель командующего Первым Украинским фронтом по тылу генерал Кулешов сообщил, что на складах имеются в наличии только 100 тысяч трехлинеек, а генерал Константин Рокоссовский предложил отправить в Москву курьера, чтобы описать в Ставке Верховного главнокомандующего ситуацию и попросить помочь с вооружением и формой.
И тут Жуков не выдержал и заявил: «Зачем мы, друзья, здесь головы морочим. Нах… обмундировывать и вооружать этих хохлов? Все они предатели! Чем больше в Днепре потопим, тем меньше придется в Сибирь после войны ссылать». В ответ Рокоссовский сказал, что «это — геноцид», и дал указание сообщить о подобных планах в Генштаб.
Однако Ватутин перехватил эту инициативу, заявив, что «не хочет портить отношения с Жуковым из-за этой молодежи».
«Вооруженных кирпичами детей бросали в атаку, чтобы заставить немцев израсходовать свой боезапас»
— Как сложилась в дальнейшем судьба этих новобранцев?
— Приведу воспоминания писателя-фронтовика Анатолия Димарова, вкусившего все тяготы, выпавшие на долю солдата-»чернобушлатника»: «Никаких медкомиссий не было. На фронт забирали калек и больных. Я уже в 20 лет был инвалидом, слепой и глухой от контузии — все равно взяли.
И погнали нас на немецкие пулеметы, знаете, с чем? С половинками кирпичей! Мы не были обмундированы, вооружены. Нас гнали целый день по лютому морозу и пригнали в местечко, разрушенное до основания.
Выдали половинки кирпичей, показали громадный водоем, скованный льдом, и сказали ждать сигнала — ракеты. А когда она взлетит, дружно высыпать на лед и бежать на врага, который засел на противоположной стороне за крепким ограждением, и выбивать его оттуда… полукирпичинами! А он пусть думает, что это… гранаты.
НАЗАД ПОВЕРНУТЬ НИКТО НЕ МОГ, ПОТОМУ ЧТО НАМ ПОКАЗАЛИ ХОРОШО ОБОРУДОВАННЫЕ ОКОПЫ, В КОТОРЫХ ЧЕРЕЗ КАЖДЫЕ ТРИ ШАГА СИДЕЛИ СМЕРШЕВЦЫ С НАЦЕЛЕННЫМИ НАМ В СПИНУ ПУЛЕМЕТАМИ.
Назад повернуть никто не мог, потому что нам показали хорошо оборудованные окопы, в которых через каждые три шага сидели смершевцы с нацеленными нам в спину пулеметами.
Меня спасло лишь то, что я уже порох нюхал и бежал не в первом ряду, а в пятом. Мы добежали метров за сто от того ограждения, немцы нас подпустили. Вы представляете, голый лед, спрятаться негде! И как ударили из пулеметов кинжальным огнем! Ребята передо мной падали, как подкошенные, я тоже упал и лежал, а солдат передо мной аж вертелся от пуль, которые в него попадали. Все время на меня наползал…
Потом немцы начали стрелять из минометов. Слышали о таких минах, которые называли «квакушками»? Падает, ударяется о лед, не взрывается, а подскакивает вверх метров на четыре-пять, тогда взрывается, и осколки идут вниз. Как меня теми осколками не убило?.. Затем взрыв — и черная яма, в которую я провалился. Меня санитары так и подобрали: с намертво зажатым кирпичом в руках».
Димарову очень повезло. Ведь почти все ребята, которых забирали полевые военкоматы, погибали в первом же бою. С какой целью все это делалось? Так выявляли огневые точки врага, провоцируя немцев выстрелить в безоружных людей свои боеприпасы перед началом основного сражения.
Во время съемок документального фильма «Цена Победы» мне приходилось общаться с немецкими ветеранами, которые приезжали в Украину исследовать свои солдатские захоронения. Когда мы спрашивали их об этих боях, в ответ звучало одно и то же: «Даже нам было жалко подростков. Когда видели, что их стадом гонят, без оружия, рука не поднималась. А те, кто сидел у пулеметов и вынужден был стрелять, старались попасть по ногам. Другие сходили с ума или отпрашивались от такой бойни, этой страшной миссии».
НЕМЕЦКИЕ ВЕТЕРАНЫ РАССКАЗЫВАЮТ, ЧТО НЕКОТОРЫЕ ПУЛЕМЕТЧИКИ СХОДИЛИ С УМА ИЛИ ОТПРАШИВАЛИСЬ ОТ ТАКОЙ БОЙНИ, ЭТОЙ СТРАШНОЙ МИССИИ.
Вот так это действовало даже на врага, потрясенного подобной жестокостью.
Победа любой ценой
— Крупные потери в битве за Днепр объяснялись желанием добиться победы любой ценой…
— Тем не менее у Красной армии была возможность освободить Киев без таких ужасных потерь. Тогда войска Центрального фронта под командованием Константина Рокоссовского уже захватили плацдармы в районе Лютежа и Вышгорода общей протяженностью
22 километра.
Столицу Советской Украины с минимальными потерями готовы были взять непосредственно бойцы 60-й армии под командованием нашего земляка генерала Ивана Черняховского, о чем Рокоссовский доложил Йосифу Сталину. Вождь позвонил Жукову, члену Военного совета Хрущеву и генералу Ватутину. Все трое высказались категорически против предложения Рокоссовского.
Ведь на кону стояла честь взятия Киева. Тогда Сталин сообщил Рокоссовскому: «Им на месте виднее» — и приказал сделать разграничительную полосу. В результате этого часть Украины, включавшая Киев, досталась Воронежскому фронту под командованием Ватутина с последующим его переименованием в Первый Украинский фронт.
Вспоминая о заседании военного совета в Требухове, Юрий Коваленко рассказывал, что, когда встал вопрос о возможности взятия Киева войсками Черняховского, Жуков заявил: «Героем Киева должен быть русский, а не какой-то красавчик-хохол! Героя за Киев получит не Черняховский, а Ватутин! Поэтому следует немедленно дать команду Черняховскому сбить пыл наступления».
Справедливости ради отмечу, что Ватутин был тоже родом из Украины. По его признанию, во время учебы в Полтавской школе пехоты ему посоветовали изменить фамилию с Ватутя на «русскую» — Ватутин как более перспективную для военной карьеры.
В свое время я общался с Героем Советского Союза Петром Евсеевичем Брайко, командовавшим партизанским отрядом в соединении Ковпака. Он мне так и говорил: «Наше командование по дурости положило за Киев полмиллиона человек!»
До начала мясорубки на Днепре 60-тысячная армия Ковпака расположилась на северо-западе от Киева. Бойцы только что вернулись из рейда по Западной Украине и, по словам Брайко, «томились от безделья». А могли ведь навести переправы и переправить огромное количество бойцов незаметно от немцев, которых в тот момент на северо-западе было не очень много.
Для сравнения, во время переправы через Днепр в районе Букрина и Лютежа у наших солдат не было понтонов. Они вынуждены были плыть под огнем противника на плащ-палатках, набитых соломой, которые впитывали воду и шли на дно через сотню метров.
ПОЛЕВЫЕ ВОЕНКОМАТЫ РАБОТАЛИ ТОЛЬКО НА ТЕРРИТОРИИ УКРАИНЫ. НИ ПРИ ОСВОБОЖДЕНИИ РОССИИ, НИ В БЕЛОРУССИИ, КРОМЕ ЕДИНИЧНЫХ СЛУЧАЕВ, ТАКОЙ ПРАКТИКИ НЕ БЫЛО
Фактически украинцев объявили изменниками
— Полевые военкоматы работали только на территории Украины?
— Совершенно верно. Ни при освобождении России, ни в Белоруссии, кроме единичных случаев, такой практики не было. Не стоит забывать о том, что набор «чернобушлатников» проходил и на Правобережной Украине. По сути, это был геноцид украинского народа, ведь было поголовно истреблено много молодежи, подросшей за годы оккупации.
Фактически украинцев объявили изменниками, жившими на оккупированной территории. Хоть они оказались под немцами не по своей воле, их бросили.
Стоило только наверху объявить изменниками целый народ, как во всех структурах, особенно в политсоставе, украинцев стали называть предателями. Представьте, что чувствовали эти мобилизованные ребята?!
Как правило, перед боем выступал политрук. У тех же в руках даже оружия не было, а им говорили: «Вы изменники и должны искупить свое предательство кровью. Оружие добудете в бою!» Кстати, до сих пор «чернобушлатники» официально так морально и не реабилитированы.
Вениамин Смехов о себе, о евреях и еврействе
Всю жизнь я уверенно врал, что живу без комплексов. Нету никаких комплексов: я сильный, независимый, высокий, здоровый, я нравлюсь людям, и я ни разу не слышал призывов бить меня, чтобы спасать Россию… На эту же милую тему помню свой собственный крик-скандал, который поднял на бывшую жену 21 год назад... Собрали в школе родителей: дочь шла в первый класс, и вот учитель-старичок просит заполнять анкеты... Ясно даже младенцу, что советский народ завтра откажется строить свой любимый коммунизм, если я сегодня откажусь назвать национальность моего ребенка. Скандал я поднял из-за жены. Она требовала писать "русская", хотя наши родители, кроме ее мамы, были евреи. Мне стыдно не того, что мы написали неправду. Мне стыдно сегодня, что я не настоял на своем 21 год назад, потому что я втайне радовался за дочку. Как говорили истинно верующие: "Не мы, так хоть дети детей наших"...
* Отец рассказывает... "В 1952 году, в разгар "дела врачей", - срочное собрание в издательстве. Директор по-деловому опрашивает всех завредов: сколько у нас евреев? "Наверху" требуют отчета, вы понимаете. И я, единственный еврей из зав. редакциями, тоже киваю. Тоже понимаю. И спокойно отвечаю: 33 и 3 десятых процента евреев в моей редакции. А представь себе, что я, как честный человек, стал бы кричать, возмущаться, вышел бы из партии, вышел бы из себя - глупо, самоубийство! Что было делать?.. " Что было делать...
* Мы все, повязаны особым видом независимости: мы не зависим от культуры. А чем выше забрался - тем больше независимости. А если уж начальник - скрытый еврей... пиши пропало. В киностудии "Экран", где делали телефильмы, все сотни, тысячи работников знали, что главный редактор - скрытый еврей. Фамилия вроде на "ин" кончается, но с этого все и начинается... Вдвойне подхалим перед высшими чинами, вдвойне суров со своими, вдвойне хитер и осторожен, а уж как бдителен в национальном вопросе - это я и на своей шкуре познал. Режиссеры жаловались по секрету: лопнул наш роман, не дают мне тебя на главную роль, говорят, главный запретил... ты меня не выдавай, но это не мы зарубили твое участие в фильме (то есть не киногруппы в Москве, в Киеве, в Молдове, в Свердловске) это он, главный... но если ты меня выдать - сам знаешь, что мне будет... Вдвойне советским был А.Чаковский - особенно когда его газета "Литературка" выступала против мифологического "сионизма" или утопической "израильской агрессии". Прелестный анекдот был на тему лицемерия евреев-начальников. Валентин Зорин как-то в Вашингтоне, отдыхая от гневных трудов по разоблачению дяди Сэма, беседует с большим человеком - Генри Киссинджером. Слово за слово, заговорили о национальном вопросе в СССР. "А вы кто по национальности?" - спрашиваетКиссинджер у Зорина. "Я - русский. А вы?" - "А я - американский", - ответил нескрытный госсекретарь. ... Была зима застойного времени. Где-то 75 - 77-й год, допустим. В Переделкине - огромные белые сугробы. Мы гуляем по узкой тропинке. Андрей Вознесенский полушутя перечисляет великих поэтов XX века и подводит весело итог: мол, из настоящих гениев России чистокровных осталось только двое я и ВолодяВысоцкий. Тут он услышал мое возражение ("огорчу тебя, Андрей, - ты в полном одиночестве") и от изумления упал в сугроб. Я рассказал тогда же этот анекдотВысоцкому, он не засмеялся, только улыбнулся... Но всерьез выразился абсолютно согласно и с моим тогдашним правилом: я не могу себя считать никем другим, я только русский - по языку, по чувствам, по работе, по мыслям и по всему. Если бы мы жили в нормальной стране, а не в "стране рабов, стране господ", вопрос этот считался бы идиотским или сволочным: "Кто вы по национальности?"...
* Я искренне, до глубины души ощущал себя до недавнего времени русским (а если и евреем, то примерно настолько же, насколько и татарином, армянином, цыганом). Но вот мой приятель физик Саша Филиппов из-за своих смуглых черт лица и из-за повышенной нервозности строителей коммунизма в Обнинске был кем-то назван евреем. И Саша, зависимый от культуры человек, устыдился отрицать заведомую неправду. "Да, я еврей. А что?" И Виктор Некрасов, истинно русский интеллигент, не отрицал, когда его "обвиняли" в еврействе. "Зачем, Виктор Платонович, - спросил я еще в Киеве в 1971 году, - ведь это неправда?" (По известной традиции диаспоры, я втайне льстил себя надеждой прибавить к "нашему полку" еще одного великого человека.) "А при чем здесь, скажи мне, правда или неправда, если я еврей для них за мою речь у Бабьего Яра? Если они евреем называют любого, кто против них? Любого, кто на них не похож?" И Виктор Платонович был тысячу раз прав, ибо когда антисемитизм вылез из подтекста в речи наших самодеятельных фашистов, там сразу зазвенели имена приговоренных к еврейству Сахарова, Лихачева, Евтушенко, Черниченко, Карякина, Старовойтовой... Видный советский антисемит С. Лапин, самодержец телевидения, удивлял "интеллигентов" своим многолетним пристрастием к режиссеру А. Эфросу. "Как это так - Лапин, и вдруг такая любовь к еврею?" Но в этой паршивой игре Эфрос для Лапина не был евреем, для него как раз Любимов,Высоцкий, Визбор, Окуджава, Галич - эти да, эти евреи, "невзирая на лица"… Георгий Товстоногов отлично знал, по каким случаям он был для них "евреем", а по каким - "русским". И Олег Ефремов знал, за что и когда впадал в "еврейство", а за что - подымался до "высокого" звания "свой"... Мой друг, художник, в тяжкие дни таганской сумятицы, выразил свое потрясение А. В. Эфросом особым образом: "Как же он мог, будучи евреем, дать себя так провести? Ведь он кинул кость антисемитам!" И я лишний раз поразился мудрости художника, когда через месяц после моей мрачной речи в день "коронации" нового главрежа мне пришло вдруг по почте письмо. Авторы письма в грязных выражениях, хотя и белым доморощенным стихом, сообщали, что я - герой ордена Георгия Победоносца, чтобы я ничего не боялся отныне, ибо Бог Руси Великой - с нами, и он поможет нам в борьбе с... жидовским поросенком... топчущим своими... словом, мерзейшая галиматья. Так сомкнулись верхний и нижний уровни. Властители партии и народа даровали, кому хотели, титулы "своих" и "чужих", а теперь и самые низы черносотенного дна объявляли "чужого" меня - "своим", по прихоти паршивых игрищ.
* Мне стыдно за мой стыд - называть имена дедов: Моисей Яковлевич и Лев Аронович. Я был рад услышать от коллеги коего отца, что, когда в институте, на совете, кто-то из кураторов "сверху" подчеркнуто произнес одобрение "профессоруСмехову Борису Михайловивичу", отец резко отозвался с места: "Моисеевичу!" Я помню, на закрытом обсуждении караемого спектакля "Послушайте" начальство испытывало затруднения ввиду внепрограммного присутствия на стороне обвиняемого маститых писателей В. Шкловского, С. Кирсанова, Л. Кассиля. И два ляпсуса в речах того дня. Первый. Лев Кассиль, забыв, с кем имеет дело, вместо принятого за правило условия - только хвалить, только оборонять, оставляя критику для "своего круга", вдруг к 2000 слов в защиту спектакля прибавил два слова сожаления: мол, а вот тут бы лучше не в темных красках, а посветлее... Боже, что случилось с начальниками! Один за другим вставали и кляли, поносили премьеру - уже не от своего, а от имени "классика советской литературы"... И тут вскипела, вскочила Зина Славина, импульсивная актриса: "Эх-х!!!" И все замолкли от трагического вскрика. "Эх! - повторила Зинаида и прожгла взглядом классика. - Эх, Лев Абрамович, Лев Абрамович! А я думала, вы - Кассиль... " На эту игру слов ответить было нечем, поэтому объявили перерыв. А второй ляпсус случился после перекура, когда, призывая себе в помощники писателей, круглая, бодрая начальница обратилась было с нежностью к Кирсанову: "Ну вот вы скажите, вас ведь так уважают советские читатели, Семен Александрович... " Ее перебил не крик, а визг Кирсанова: "Исаакович! Исаакович я, гражданка!" И "гражданку" выбросил, подчеркнуто картавя, и сдвоенное "а" в отчестве раскатил, как учетверенное - тут и села чиновница, потеряв надежду сделать "чужого" - "своим". Теперь мне не страшно - и молю Бога, что навсегда: теперь я могу громко сообщить, что бабушку мою звали Рахиль Яковлевна. И когда в 1949 - 1950 годах вся семья теснилась за столом у деда и все старшие переходили на шепот или на идиш, и мы с двоюродным братцем раздражались на их чересчур активные перебранки, совсем не вникая в секретные глупости взрослых, из этих времен врезается в память громкая фраза бабушки: "Господи! Дети мои, будем молиться за несчастных идн! Я не верю, чтобы после Гитлера опять такое повторилось! Будем молиться, у нас есть один, на кого надо молиться: это Сталин. Нет, он не даст нас в обиду, он услышит, что нас опять хотят уничтожить, он узнает, он накажет, другого у нас нет: он любит идн, у него Лазарь - из самых близких друзей... " Для непонявших: это был пик "космополитизма", то есть "борьба с инородцами", слово "идн" (так я его слышал) - означает как раз этих инородцев: а слово Лазарь - не из Библии, а из преисподней, ибо так звали Кагановича. Каганович, Сталин, Берия, Суслов, Маленков, Жданов - все они одной национальности - бандиты, а кем по вероисповеданию были их предки, глупо и смешно брать в расчет. Впрочем, все равно берут, но не из соображений интернациональных, а исключительно - из антисемитских. "Евреи, евреи - кругом одни евреи... "
* Комплекс аллергии к начальству, боюсь, никогда не пройдет. Жизни не хватит. А вот еврейский вопрос, кажется, получил в моей душе окончательный ответ. Признаюсь, я изжил мою болезнь - в Израиле. Я был там дважды, и этим все сказано. Пелена страха и вранья спадает сразу, как только ты восходишь к Иерусалиму. Если Бог внушил тебе разум - ничего другого не требуется. Это такой город, это такая земля. Кстати, я вот что слышал в Израиле о евреях. Эта тема никого здесь не трогает. Израильтяне говорят: это ваши проблемы - тех, кто в диаспоре. Израильских зрителей нельзя привлечь в театре ни анекдотами, ни новеллами на "проклятую" тему. Нет такого вопроса - есть прекрасная страна с тысячей собственных проблем. В том числе - как обустроить русских. Здесь называют себя как раз "по Киссинджеру": русские, американцы, марокканцы, голландцы... в Израиле такое тепло между людьми и такая красивая игра пейзажей, храмов, пустынь и гор - я вернулся в Москву и не заметил, что меня обокрали: я остался без комплекса еврейской неполноценности. Правда, у меня взамен не возникло особого гонора или, как пишут, "чувства национальной исключительности". У меня только укрепилась вера в то, что хороший или плохой человек, добро и зло, талант и бездарность, щедрость или жадность - все эти понятия никаким пунктам никакой анкеты не отвечают, как не имеют национальной (или географической) окраски ни жизнь, ни смерть. (Из статьи ''Комплексы мои дорогие'' в «Независимой газете» ?163, 18.12.1991 – А.З.)
*****
Это очень непростой для меня вопрос. С одной стороны, меня лично это долгое время не касалось, поскольку (как мне объяснили совсем недавно) для слуха антисемитов моя фамилия звучала как-то ублажающе. С другой стороны, бьют не по паспорту, а по морде. Потому носом меня попрекали тоже. Но чего-то острого и страшного все же не было — Б-г наше семейство миловал.
Мой папа, которому 10 января будет 92 года, работал в Госплане, был ученым — экономистом и математиком. Ему. В этой связи очень и очень интересным представляется его обращение к иудаизму — он даже написал книгу «Коль нидрей» [молитва, с которой начинается Йом Кипур и которая позволяет грешникам молиться вместе с праведниками, — А.З.], само название которой во многом символизирует и объясняет его возвращение к вере отцов. А начиналось все в Гомеле — почти всеСмеховы оттуда. Вокруг было религиозное еврейство и хедер, который отец посещал в раннем детстве. Потом закрутился сюжет уже советской истории, и отец оказался вписанным в заглавные строчки этого сюжета: Госплан СССР, война, возвращение с войны, должность заведующего сектором Госплана… а в это время уводят в ссылку людей даже с нашего этажа на 2-й Мещанской… И все это — еврейский вопрос. Но его все время, когда мудро, а когда наивно, старшие заглушали перед младшими.
Потом уже, когда стал постарше, стал свидетелем самостоятельных «разборок». Мой собственный характер, наверное, не шибко защищен премудростью, знанием и умом, и потому я как-то воспринимал происходящее в благополучном свете. То есть то, что я видел в театре на Таганке (казалось бы, в таком театре!) и, по идее, должно было меня ранить, будто бы и не замечалось мною. Понимал я это только задним умом. Абсолютно русская черта — быть крепким задним умом. Вот и я каким-то образом подцепил эту «бациллу». И то, что меня окружали антисемиты, понял гораздо позже. Ведь предполагалось, что это культурное заведение…
Особенность репертуара и могучий дар любимовской школы собирали людей не по национальному признаку. И любимыми друзьями театра были, в равной мере, и Карякин, и Давид Самойлов. Высоций и Окуджава тоже различий не видели. Как и мы. Антисемитизм существовал, но в неком приглушенном виде. Разумеется, я знаю кто есть кто, но почему-то на этом не зацикливаюсь. Недавно я поздравил в газете одного замечательного артиста с юбилеем. А когда на одном застолье предложил выпить за его здоровье, половина стола отказалась. Эти отказавшиеся, среди которых были и русские, сказали: «Мы знаем, что он — антисемит». А в наших с ним отношениях это никогда не сквозило… Не знаю… Еврейский вопрос — это масса слухов, обилие поворотов и буйство красок. Существует и такая огромная составляющая этой проблемы, как «еврейский антисемитизм». Но это уже тема для другой беседы. (Из выступления на творческом вечере в израильском культурном центре 2.12. 2003 – А.З.
****
Я осознавал себя, понимал себя, когда в 47 - 48 году вся семья, все детишки собирались на еврейские праздники, и мой дед Лев Аронович Шварцберг делал вид, что не видит, как я ворую мацу. И я выпивал кагор, который использовали как вино для кидуша. Все это мое, со мной. А потом, когда слушали новости по радио, бабушка громко говорила дедушке: «Лазарь Каганович не даст нам пропасть!» Потом выяснилось, что надежды на злодея были напрасны. Я - еврей, и это пожизненно. Мое образование в области антисемитизма все время развивается. Оно не ослабевает, не останавливается. Антисемитизм - большой университет. Я хорошо знаю, что в старом кавказском анекдоте про «берегите евреев» есть большой смысл. И еще знаю, что антисемитизм может приглушать свой звук, но никогда не остынет, не иссякнет окончательно. Он бывает немодным, но забыть о нем нам не дадут. Вернут его с того света. Дадут нам его почувствовать. Один знаменитый режиссер, когда в Москву приехала израильская делегация, сказал: «Мы же с вами родные». А я ответил: «Пожалуйста, не примазывайтесь! Я - коренной еврей, вы - коренной антисемит!» Я многому научился. Оголтелый антисемитизм «половинок», наполовину евреев, - вот еще одна ступень образования, еще одна классная комната, еще один феномен... Я дважды изгой - как актер театра на Таганке и как еврей!
No comments:
Post a Comment