Маленькие развлечения

или экскурсы в «парадоксы русской литературы».

Пишу без пояснений считая что читающие мою ленту обладают не кацапским интеллектом наши аллюзии совпадают.  Эпизод первый .

Анна Каренина! Великого нашего Льва Николаевича Толстого к коему положено почему - то относиться с трепетом душевным и с благоговением воспринимать любой его бред .

И так бред первый! Китти Щербацкая и Константин Левин , одна из сюжетных линий длинного , длинного  , нудного , нудного романа . Сцена на относительно много страниц. Достигнув зрелых по тем временам лет, отгуляв свое по шлюхам решил остепениться и делает предложение Китти – барышне на выданье , которое ею и ее семейством принимается. И вот он жених и … катает барышню на лодочке , на подернутом ряской пруду (мое предположение) , солнышко светит , невеста в кисейном платье свежа , хороша и … соблазнительна для молодого, здорового  мужчины и , тем более , жениха в предвкушении брачных  удовольствий . Но … и тут начинается самая прелесть . Глядя таким естественным взглядом молодого мужчины и жениха на свою молодую и желанную невесту , он вдруг впадает в сомнение крайне сомнительного свойства  . Простите тавтологию – соблазн был велик . И вот глядя на движение груди под кисеей он устыдился в своих естественных чувствах . И на несколько страниц он рассуждает морализируя что искать в Китти он должен душу а не тело . Ну тело как слабость и нечто греховное – неизбежное зло. Т.е. соитие – суть неизбежный грех .

Казалось бы сие забавно но не настолько как кажется. Толстой был сделан иконой вне критики,  испохабил многим слишком восприимчивым к культу авторитетов  людям личную жизнь. Если природа и личный темперамент не брали свое , некое ограничение довлело навсегда на всегда над личной жизнью .

Это старт в обзоре парадоксов и развенчивания русской классики и де сакрализации обожествленных имен «так называемой русской цивилизации».  Приглашаю на охоту! Неприкасаемых НЕТ.

Достоевский Федор Михайлович: «Униженные и оскорбленные».

Погулять по костям Достоевского предложил мне один из друзей по переписке в ФБ из Украины . Я с радостью эту идею принял, равно как объект прогулки один из наиболее характерных опусов Достоевского – «Униженные и оскорбленные». Поскольку я читал основной массив опусов Достоевского в школе и несколько позже , тогда еще с пиететом , что сказалось на восприятии длительное время Петербурга и тоже с пиететом . Ходил по городу и смотрел на все через призму его романов. Мосты , доходные дома , лестницы и крохотные доходные в прошлом квартиры. В такой на Зверинской жила моя тетушка. И тогда имя Достоевского было моральным и нравственным символом «великой русской литературы»  . Сомнения уже появлялись но священные, которые могли тогда оставаться вне сомнения еще оставались . И Достоевский оставался в том числе . Поэтому Достоевского я читал примерно 40 лет назад . И вот сейчас освежая текст этого опуса . И с первых страниц убеждаюсь в верном выборе объекта для очередной пляски на костях «великой русской литературы»  .

Не касаясь личности персонажа ведущего повествования , позже. Вот в самом начале описание немецкой кондитерской :

«Посетители этой кондитерской большею частию немцы. Они собираются сюда со всего Вознесенского проспекта -- всё хозяева различных заведений: слесаря, булочники, красильщики, шляпные мастера, седельники -- всё люди патриархальные в немецком смысле слова. У Миллера вообще наблюдалась патриархальность. Часто хозяин подходил к знакомым гостям и садился вместе с ними за стол, причем осушалось известное количество пунша. Собаки и маленькие дети хозяина тоже выходили иногда к посетителям, и посетители ласкали детей и собак. Все были между собою знакомы, и все взаимно уважали друг друга. И когда гости углублялись в чтение немецких газет, за дверью, в квартире хозяина, трещал августин, наигрываемый на дребезжащих фортепьянах старшей хозяйской дочкой, белокуренькой немочкой в локонах, очень похожей на белую мышку. Вальс принимался с удовольствием.». Ну прежде всего посетители кондитерской все люди обстоятельные мастера своего дела , работа для них не только заработок , но символ значимости профессиональной  и личного достоинства . В принципе , это делает их свободными в рабской стране . И время они проводят , читая газеты , потягивая пунш (не напиваясь подстольно) , рядом дети собаки и умиротворенность после трудового дня.

И вот первая весточка от Достоевского – белокурая немочка в локонах похожая на белую мышку . «немочка» , ничего не напоминает? Думаю , сразу каждый может вспомнить - расхожие такие вполне внешне доброжелательно – снисходительные словечки – «еврейчик , спасибо что не жид» ,  «молдаванчик , спасибо,  что не муль рогатый» ну как они обойдутся без «хохла» . Простите что не упоминаю остальных также обласканных милость старших русских братьев . Спаси Господи всех нас от их ласки и дай нам силы остановить их на растоянии более чем вытянутой руки и далее.

Следующий эпизод с умершей от старости или от голода собакой и всеобщее сочуствие немецких посетителей кондитерской со стремлением  утешить его. Чучельник берется бесплатно сделать чучело собаки в утешение. Казалось бы такое человеческое сочувствие должно тронуть, но повествующего это как бы чуть раздражает. Ну не по русски они себя ведут , не по русски . И сопереживание не по русски и переживание не по русски . Но часы починить если образуются понесет к немцу – часовщику .

«Все стояли в изумлении; послышались восклицания.   -- Швернот! вас-фюр-эйне-гешихте! -- говорили немцы, выпуча глаза друг на друга.» . Выпуча глаза - походя показать иных как то только что пытавшихся сделать доброе дело .

А вот еще :

«Войдя в кондитерскую, я увидел, что старик уже сидит у окна, а собака лежит, как и прежде, растянувшись у ног его. Молча сел я в угол и мысленно задал себе вопрос: "Зачем я вошел сюда, когда мне тут решительно нечего делать, когда я болен и нужнее было бы спешить домой, выпить чаю и лечь и постель? Неужели в самом деле я здесь только для того, чтоб разглядывать этого старика?" Досада взяла меня. "Что мне за дело до него, -- думал я, припоминая то странное, болезненное ощущение, с которым я глядел на него еще на улице. -- И что мне за дело до всех этих скучных немцев? К чему это фантастическое настроение духа?» .

Да, конечно, скучные немцы а почему ? Работают за нас , делают науку за нас, семейственны до отвращения , сентиментальны и порка и истязания над ближними не входит в их обиход и т.д. . Ну конечно же не этот поток пронесся в его больной голове , на поверхность вышла только малая часть всего этого, что в жуткой смеси крутилось в голове всякого русского (по его самоощущению) или сильно русифицированного.  Иностранец – иной вызывает абсолютное раздражение просто своей непонятностью . А понимать иных это как то не на русский манер . Либо они прогибаются под нас – русских во всем – становятся не чистоплотны , вороваты , бессмысленно жестоки , начинают пить без меры до подзаборного состояния и т.д. до кацапской – живодерской природы. Или … пусто остаются собой , если они полезны и работают за нас . Тут мы будем терпеть всех за исключением жидов и хохлов. АВот их мы будем ломать и унижать до упора. Даже если это не выгодно. Впрочем , это иная тема. Просто пришлось к слову.

Конечно этот опус дает еще множество поводов для плясок не костях Федора Михайловича , но то в следующий раз!!!