Monday, April 27, 2015

В продолжение темы «Русская культура как миф».

Написать это меня подтолкнул недавний разговор с человеком высокой эрудиции, склонным задумываться о происходящем и вполне до эмиграции статусным. Но оставшимся во власти некоторых шаблонов, формировавшихся в течении жизни в совке. Я вообще обратил внимание, за год   войны в Украине, когда образовался круг интеллектуального общения в Украине на наличие таких шаблонов мышления. Но самое поразительное, что большинство моих прямых и косвенных собеседников оказалось свободно от советских шаблонов. Хотя мы выросли в советской атмосфере ограниченного распространения самой невинной информации, жесткой идеологической нормы ее толкования и весьма опасных последствий нарушения запретов советского режима оказалось,  что вопреки всему образовался круг людей независимого мышления. И все навязываемое нам просто не приставало хотя какие-то периоды мы все, вероятно, были под влиянием доминирующих догм, но очень не долго. Возникающие к ним вопросы и отсутствие внятных ответов вводили нас в свойственное нашей генетически не советской натуре состояние поиска истины и приближения к ней. Однако, так или иначе, мы были вынуждены  находиться в контексте, так называемой, русской культуры. В лучшем случае приходилось выбирать круг имен из нее плюс ограниченный круг имен западных дозволенных. И да, кроме мусора очевидного было много того, что стоило знать и помнить. Например, Франсуа Вийон или Лирика Вагантов. То же касается, наиболее распространенной  живописи, скульптуры. Но все равно это была лишь периферия мировой цивилизации. И узнать ее можно было только случайно возникшим возможностям – хорошая и читаемая библиотека у друзей, кто-то из недобитых интеллектуалов с независимым мышлением , собственная интуиция . Как вы видите я не упоминаю систему образования – школу, институт . Там искать было совершенно нечего. Отдельные такие персонажи там были настолько редки , что система их выдавливала. Обычно что-то умное я находил в библиотеке на задних полках , куда меня пускали знакомые библиотекари. Но о Монтескье и его «Персидских письмах» мне никто не говорил . Увидел, полистал и начал читать. То же с Гофманом трехтомник , которого нашел на тех же задних полках, еще в 9-м классе к ним привела исключительно хорошая, внутренняя интуиция на достойные внимания тексты. Но сколько было у меня однокашников для их обсуждения. Никого. Таким образом даже некоторые дошедшие до этой дикой страны вершины мировой мысли, в переводе были
А вот сейчас о «русской культуре»,  на которой мы воспитывались как на чем-то безальтернативном.  Не было известно ничего иного, чем некий заданный круг имен, событий, культурных явлений (всегда ли?), жанров и надо всем отсвет идеологии и … священные коровы. Иначе говоря, имена, не подлежащие критике и ,даже минимальному сомнению, наше все – от Пушкина до Шолохова. Ну тоже с музыкой, балетом и остальными видами искусства. Не полнота информации о том же в мире, постоянное внушение, что балет лучший в мире (иного мы не видели), лучшая опера (другой не слышали) и прочее в этом роде. О литературе и говорить не приходится. Знание языков было уделом немногих и те были под колпаком органов. Активный интерес к языкам был подозрителен. Например, на курсы обычные иностранных языков нужно было принести документ о необходимости его изучать в неких заданных целях.  Но даже при знании языков широкого спектра читать все в оригинале было невозможно. Иностранная литература просто была лимитирована по цензурным соображениям. Мы довольствовались немногими переводами в журнале «Иностранная литература» .
Но с начала осознанного мировосприятия нас программировали, что все лучшее и значимое в мироздании соединяется с понятием русский. И это превосходство во всех сферах человеческой деятельности. У людей с полной неспособностью к анализу, т.е. у большинства обитателей пост имперского советского пространства формировались , обычно на всю оставшуюся жизнь,  штампы о превосходстве всего русско-советского надо всем во вселенной! Это особенно я прочувствовал уже в Израиле, когда открылся доступ ко всем информационным источникам, всему мировому кино и вообще к искусству. Вдруг выяснилось, что Большой театр не центр оперной и балетной вселенной и также со всем остальным. Для меня все стало проще, и я просто перешел в реальное информационное пространство легко и непринужденно. Как оказалось, штампы ко мне не прилипали. Что нельзя сказать о большинстве соотечественников оказавшихся в Израиле и иных странах. Все новое и непривычное ими сначала пассивно, а затем и затем активно отрицалось. Они ощущали себя носителями единственно правильной «великой русской культуры» во всех аспектах. А остальное понималось, вернее не понималось.
Но в чем же они остались? В абсолютно мифологизированном «культурном пространстве»  и его именуют «великой русской культурой». Попытаюсь подробнее рассмотреть эту тему. Тем более что повод сделать это дает перечитанное исследование Борис Кушнира, математика, писателя, музыкального исследователя, живущего в США – «Амнистия Сальери». Повод замечателен развернутой картиной общественно – музыкальной жизни в Европе во всей сложности как в историческом аспекте так и нравственном . И особенно интересны нравственные гуманитарные аспекты. Рассматривается достаточно ограниченный исторически период, но он позволяет увидеть, что все события этого периода являются органической частью многовекового развития европейской цивилизации, уходящей корнями в античность. И вполне логично, что меняются формы и развиваются  уже сложившиеся жанры, например, такие как опера созданная как музыкальная форма в конце 15-го века Монтаверди. Когда я впервые прочел об этом, то был потрясен. То же самое можно сказать о любой иной форме интеллектуальной жизни Европы от науки до всех художественно – гуманитарных проявлений. В 18-м веке наступил век просвещения , втянувший в интеллектуальную орбиту уже не только избранных , но и открыл возможности для самореализации практически для всех. Это касалось, прежде всего , музыкантов, эта атмосфера описана  у Кушнира. Впрочем, это отдельная тема. И так 18-й век в Европе во всех аспектах был продолжением своего естественного развития на основе свободы мысли и вовлечения в этот процесс максимально большого числа ее граждан. А в 18-м веке большинство европейцев были гражданами с примерно равными возможностями почти независимо от происхождения. Речь, конечно, о людях среднего класса в основном. И властители европейские не были абсолютными властителями и должны были считаться с представительской властью. Можно вспомнить что Франциск 1-й считал честью для себя принимать Леонардо да Винчи и обеспечивать ему возможности для свободного творчества. А Микельанжело позволял себе , собачиться с папой римским. В городах перед постройкой чего-то значимого городские власти устраивали конкурсы для архитекторов , скульпторов , художников. А это 16-й , 17-й века. Один из таких примеров является строительство собора Санта Мария дель Фьёре. Архитекторы представляли свои макеты и доказывали преимущества своих проектов компетентной комиссии . И так , собственно  , было везде в Европе . В принципе не было принадлежности интеллектуалов какой-то одной стране, они могли работать в разных странах и ни одна страна не монополизировала их. Труды писались и печатались на латыни , которой владел каждый образованный человек.
Владетельные особы считали для себя честью, если кто-нибудь из великих умов снисходил что принимал заботу о себе с их стороны. Таким было семейство Медичи и прежде всего Лоренцо Медичи, таким королем был Франциск 1, под покровительством которого работал Леонардо да Винчи. Достаточно посмотреть посвящения , написанные великими своим покровителям. В них благодарность , но ни тени раболепия . Эта форма интеллектуальной жизни в Европе хорошо документирована дошедшими до нас мемуарами , хрониками и множеством других свидетельств. Этот вектор развития формируется столетиями, а в Европе формировался  тысячелетия , если считать и античность .

И одновременно что же происходит на пространстве контролируемом Золотой Ордой , называемом с некоторого времени московией , в интеллектуальном аспекте ? Ответ однозначный: «НИЧЕГО».